Слезая с того жуткого кресла, я «выдала» фразу, повергшую в молчаливый шок даже мою бойкую на язык гинекологиню: «В каком смысле «беременна»?». Но взгляд ее был кросноречив, да и я сама тут же сообразила, что беременной можно быть только в одном, том самом, смысле. Одеваясь и машинально отвечая на ее вопросы, я мучалась мыслями о том, как же я теперь, собственно, буду дальше жить, неужели все то, что я так любила, так ценила в жизни: дружеские посиделки до 5 утра, летние пешие походы, пикники, вкусная, но нездоровая пища, бокальчик вина на закате в объятиях любимого мужа; неужели все это безвозвратно кануло в лету… Теперь я стану мамашкой и перестану быть женщиной. Теперь я располнею, покроюсь растяжками и целлюлитом, грудь моя обвиснет, а в глазах потухнет живой блеск. О, господи, о чем это я ?! Ведь прежде еще как то родить надо… А роды меня пугали неимоверно: я вспомнила жуткую фразу из старого журнала, то ли «Работница», то ли «Крестьянка», прочитанную в далеком детстве: «во время родов женщина испытывает нагрузку, сопоставимую с нагрузкой солдата, в полной боевой выкладке совершающего марш-бросок на 80 киллометров». А какие-то разрывы и швы, периодически обсуждаемые старшими боевыми подругами? Надеюсь, швы не в том самом месте? Я вышла из кабинета обескураженная и бледная, терзаемая тяжелыми предчувствиями. «Ну?!» встрепенулась мне на встречу моя маман, которая, собственно и затащила меня в это злачное заведение под предлогом «тебе уже 26, и 5 лет ты замужем, а ребеночка у вас все нет – не порядок». «Примерно в феврале…» молвила я матушке задумчиво и пошуршала вдаль по коридору – казенные тапки то и дело слетали у меня с ног, а впереди был еще внушительный обход всяких физио- и прочих терапевтов. Практически до 5 месяца у меня не было видно никакого животика. Мы с мужем летали в санаторий на море. В семейном альбоме есть фото с подписью: «Саша у мамы в животике, ему минус 20 недель». На фото я в купальнике, стройная и счастливая. Я купалась, но не загорала, питалась в основном фруктами-овощами, в весе прибавляла умеренно и вообще всячески радовалась жизни. Единственное, что меня смущало, то что слишком уж разные сроки родов ставили мне специалисты. Конец 35 недели, суббота – я чувствую себя отлично, впереди еще порядка месяца ожидания по моим представлениям. В понедельник мне предстоит в поликлинике очередное плановое обследование, сдать еще раз анализы, подписать договор о сервисных (платных) родах с врачом, собрать сумку в роддом, раздать последние инструкции родственникам и т.д., короче, уладить все формальности. Итак, суббота… У нас, как всегда, гости, я бодра и весела, мы смотрим видик, болтаем, желающие пьют пиво, а желающие, но беременные – яблочный сок, муж рассказывает, что завтра мы планируем покупать кроватку и детский комод, кто-то вспоминает свежий анекдот, кто-то втихаря курит на балконе, в общем, идет нормальная жизнь. Точнее, идет последний день такой вот беззаботной жизни. Гости расходятся около полуночи, а я усталая, но довольная, угнездовываюсь спать рядом с мужем. Надо сказать, что устроиться баиньки на последних сроках беременности — это не такая уж маленькая проблема: живот мешает, все вокруг давит, колет, выпирает, масик в животике вертится, бъет пятками тебя изнутри по ребрам, снаружи ворочается супруг, подушки то жесткие, то слишком мягкие – мука! Засыпаю я с мыслью «Ах, скорей бы уж все это закончилось!». Сон был недолог. Ровно в 3.15 я проснулась от какого-то внутреннего толчка. На всякий случай сходила, проведала белого фаянсового друга, подумала там о жизни, с интересом отметила факт, что из меня потихоньку течет какая-то жидкость. Сейчас, когда я вспоминаю те события, я уже не сомневаюсь в утверждении ученых, что мозг беременных значительно хуже снабжается кровью, и потому они страдают слабоумием. Итак, я, как баран на новые ворота, смотрю на прозрачную жидкость, потихоньку капающую из меня, а потом спокойно возвращаюсь в постель – чувствую-то я себя хорошо! Но заснуть мне не удается – какая то тупая боль начинает периодически возникать в нижней половине живота (типа, как во время месячных, только поболит-поболит и сразу же проходит). Я повертелась в подушках, походила по комнате, растолкала мужа, пожаловалась ему на жизнь… Но муж привел железный контраргумент: «Нет-нет, Ален, ты не можешь сейчас рожать – мы же еще ему кроватку не купили. Так что давай, спи.» Аргумент мне понравился, и я еще полчаса позволила себе позакрывать глаза на очевидное. Но тупая боль возвращалась с пугающей периодичностью. Перерывы между ее приступами становились все короче, а сила ее все возрастала. Все это перестало мне нравится. «Нет, — решила я, — дальше терпеть невозможно! Я, разумеется, не рожаю (мы же еще кроватку не купили!), но в больницу съездить надо – там мне сделают укольчик, я благополучно досплю остаток ночи, а утром пойду по магазинам.» На этом муж был безжалостно растолкан. При слове «больница» он как-то весь собрался и взял контроль над ситуацией в свои руки: мой бред про «укольчик, завтра по магазинам…» слушать не стал, вручил мне телефон, чтобы я звонила врачу и в приемный покой, а сам кинулся собирать вещи, попутно, со своего мобильника звоня моей маме. Изначально предполагалось, что муж будет со мной в дородовой палате, а на самих родах будет присутствовать только мама. Ибо, по ее словам, «мужчине там видеть нечего, а вообще он может в обморок упасть.». Итак, я звоню в приемный покой, к счастью, в эту ночь дежурит именно моя врач – святая женщина Баженова Татьяна Владимировна. Внимательно выслушав невнятные описания того, что со мной происходит, она спросила: «Через 20 минут в приемной будете?» — «Нет»,- ответила я. «Тогда жду вас через 15» — и повесила трубку. Муж уже собрал сумку, мама уже вышла из дома, чтобы мы по дороге в больницу забрали ее, а я все еще сидела в ванной комнате, на корзине с грязным бельем и тихо плакала от жалости к себе. Мне предстояло что-то ужасное и я совершенно не знала, что мне дальше делать, и как себя вести, я была к этому попросту не готова – предполагалось, что роды начнутся не раньше, чем через три недели. Но потом я как будто увидела всю эту ситуацию со стороны. «Стоп. – сказала я себе, — Запомни эту минуту – это последняя минута слабости, которую ты позволяешь себе на ближайшее долгое-предолгое время. Сейчас ты вытрешь слезы, станешь спокойной и сильной. Ты выйдешь к мужу, улыбнешься ему и скажешь, что все в порядке. Ты будешь держаться и вести себя мужественно. Ты сможешь!». Кто-то маленький и жалкий внутри меня вопил диким голосом: «Нет, ты не сможешь, мы все умрем, тебе будет больно, ах!..», но я велела паникеру заткнуться, вышла, улыбнулась мужу и сказала, что все в порядке. Мы сели в машину и поехали. По дороге мы встретили мою маму – она стояла на перекрестке, скупо освещенном ночным фонарем, в руках у нее был пакет с тапками, которые мы, конечно же забыли в суматохе, а она догадалась захватить. Уже издали было понятно, что мама светится счастьем и одновременно жутко перепугана.. Когда она села в машину, меня всю выгнуло дугой от боли – схватки с этого момента начались довольно сильные и частые. После того, как схватка прошла, я почувствовала тошноту. В мозгу всплыло, что тошнота в такой момент показатель того, что матка раскрывается очень быстро. Я решила никого не пугать, тем более, что где-то в глубине сознания у меня все же жила надежда на то, что «мне сделают укольчик, и я пойду досыпать остаток ночи, а с утра…». То, что никакого «остаток ночи, а с утра…» не будет, я окончательно поняла только тогда, когда Татьяна Владимировна, осмотрев меня, позвонила домой и сказала кому-то из своих домашних: «У меня здесь еще одни роды, но к 11 я уже буду дома». Итак, из этой фразы я окончательно уяснила две вещи: первое, я это «еще одни РОДЫ», второе, что в 11 все уже будет закончено. Мне оставалось потерпеть всего каких то 5-6 часов. Когда точно знаешь срок, сколько тебе надо промучиться, дышать сразу становится легче. Я решила экономить силы и терпеть. Терпеть меня отправили в дородовую палату. Ах да, нужно сказать, что муж практически тут же оформил «сервисные», т.е. платные роды, поэтому дальше все было очень цивилизованно: отдельная палата с душем и туалетом, свободное присутствие в ней родственников, вежливое отношение персонала. Сделали все маложивописные, но необходимые процедуры, выдали казенную рубашечку фасона «мешок из-под сахара с бантиком» и под белы рученьки проводили в эту самую палату. Самое главное действующее лицо в родах (после будущей мамочки с ее младенцем и ведущего роды врача), это, разумеется, акушерка – ваш добрый ангел, или злой демон (кому как повезет). От нее во многом зависит то, будете ли вы после родов со швами в причинно-следственном месте, или обойдетесь без оных. Мою акушерку звали Татьяна. Когда она вошла в палату я, только взглянув ей в глаза, поняла очевидную вещь: это для меня эти роды первые и единственные в своем роде, для Татьяны же это – работа. Она хороший человек и старается выполнять свою работу хорошо, но вечером она приходит домой, готовит ужин, проверяет уроки у сына (или дочки), смотрит телевизор… В общем, я поняла, что если я буду орать, жаловаться, просить обезболивающего, требовать сочувствия, то понята не буду. А вот если я буду вести себя разумно, выполнять все, что от меня требуется и держаться стойко, то эта женщина будет моей главной помощницей. Поэтому я четко выполняла ее инструкции: во время схватки глубоко и ритмично дышала, во время затишья успокаивалась и набиралась сил. Последующие несколько часов были, наверное, самыми важными в моей жизни. Теперь, когда я вспоминаю свои роды, первым приходит воспоминание не о боли, а о том, что это был какой-то мистический, почти торжественный момент в моей жизни. Очень запомнилось, как я осталась одна в палате. Обычно там всегда еще кто-то был – то мама, то муж, то акушерка, то врач, а тут вдруг в какой то момент все вышли, и я осталась одна. Я подошла к окну, вцепилась руками в подоконник, пережидая очередную схватку, и тупо смотрела, как за окном над заснеженной стройкой, вид на которую открывался из моей палаты, медленно и красиво встает солнце. Когда схватка закончилась, и разум вернулся ко мне, я наконец-то поняла, почему стою у окна и додумала захватившую меня мысль. Это была мысль о том, что вот оно – солнце того самого дня, когда в этот мир придет мой сын. И еще я думала, что теперь этот мир уже не будет прежним, что вот именно сейчас я делаю самое важное дело в своей жизни – бесповоротно меняю этот мир, давая ему нового человека. И тут, на гребне этих каких то мистических мыслей я почувствовала… почувствовала… В общем, я испугалась и закричала. Почти сразу же пришли и врач, и акушерка, и муж. Это начались потуги. Сначала меня поучили тужиться в дородовой, а потом перевели в родовой зал. Через несколько минут все уже было окончено: появился Санечка, весь красненький и какой-то то ли обиженный, то ли сонный. Он жалобно замяукал (так, по крайней мере для меня прозвучал его первый крик), его положили мне на измученный живот и он там слабенько завозился. Он был похож на котенка, инопланетянина и лягушонка сразу. Когда его приложили к груди, он вдруг оживился, проявил искренний интерес и с удовольствием присосался. Потом это чудо увезли мыть, а меня отвезли в мою палату. Но вскоре мы встретились вновь и вот уже почти 11 месяцев мы неразлучны. Вот что я скажу всем сомневающимся: до 26 лет я жутко боялась детей, я не представляла себя в роли мамашки, я боялась родов, боялась располнеть, боялась растяжек, отвисшей груди, боялась бессонных ночей, боялась, став мамой, потерять себя, боялась погрязнуть в пеленках и буднях, боялась… боялась… теперь эти страхи кажутся мне совершенно забавными. Ведь истинное счастье — это когда твое чудо, по пояс перемазанное в банане, йогурте и каше вдруг, во внезапном порыве нахлынувших на него нежных чувств прижимается к твоей груди (прощай, любимая шелковая блузка) и верещит на всю квартиру: «Мамамама! МАМА!», а потом заглядывает тебе в глаза и хохочет.
глазах потухнет живой блеск,проведала белого фаянсового друга,поликлинике очередное плановое обследование,полной боевой выкладке совершающего,внушительный обход всяких физио,скупо освещенном ночным фонарем,внимательно выслушав невнятные описания,благополучно досплю остаток ночи,раздать последние инструкции родственникам,пойду досыпать остаток ночи